Хорошее кино отличается тем, что отражает архетипические процессы, происходящие как в индивидуальной психике, так и в коллективном бессознательном.
"Лабиринт Фавна" - фильм, снятый в 2006 году мексиканским режиссером Гильермо дель Торо - один из таких.

Атмосфера фильма мрачная, как и внутренняя картина травмы, полученной в результате вторжения в жизнь индивида хаоса и насилия.

  Офелия, десятилетняя девочка, приезжает вместе со своей беременной матерью в дом отчима, жестокого нацисткого капитана. И сразу же попадает в фантастический мир, где её ждут испытытния и награда - возвращение в качестве принцессы в своё королевство и воссоединение с "настоящим" отцом-королём. Такие фантазии об идеализированных родительских фигурах обычны для детей, чьи воспитатели были слишком далеки от идеала.

   Вокруг происходят зверства, льётся кровь, а Офелия в это время увлечена сказочной игрой. Для неё всего происходящего как бы нет, фантазии  анестезируют восприятие действительности.  Так детская психика реагирует на столкновение с угрожающей реальностью - с помощью диссоциации, т.е отщепления сознания от непереносимых переживаний и уход в мир фантазий. К такой защите склонны творческие дети, имеющие богатое воображение и повышенную восприимчивость.

  Её друг Фавн внешне непривлекателен, но он может предложить нечно лучшее, чем то, что окружает девочку. Он - парадоксальный архетипический защитник, дух диссоциации, демон Dis у Данте. Он помогает ребёнку выжить в жутких условиях, но цена его "услуг" высока - это контакт с собой и миром. Но в условиях войны приходится выбирать из двух зол меньшее. Ребёнок желает жить и делает выбор в пользу жизни, пусть даже такой ценой.

  В фантазиях и снах людей, перенсших абьюз или выросших в атмосфере безразличия и отсутвия поддержки, почти всегда присутствует подобный персонаж. Этот механизм прекрасно описан в работе Д. Калшеда "Внутренний мир травмы".

  Становится немного не по себе, когда Офелия, будучи пойманной и запертой, в буквальном смысле кидается в объятия появившегося перед ней Фавна... Он единственный, на кого она может опереться. В этом заключена вся драма  травмированного ребёнка...

   Мать девочки слишком слаба, чтобы защитить её, она непригодный контейнер для переработки детских аффектов. В конце концов она умирает,но оставляет нечто важное - младенца. 

  Если рассматривать героев фильма как составые части индивидуальной психики, то Офелия - это неокрепшее  эго, инфантильное, остановившееся в развитии в результате травмы. Её брата-младенеца  символически можно понять как  незатронутую травмой часть души, живость и движение к жизни.

  За младенца идёт неравная борьба между тираном-отцом и девочкой, решившей бежать вместа с братом. В конце концов ей это удаётся, она подмешивает снотворное в бокал отца и уносит мальчика в лабиринт Фавна. 

  И там, в центре лабиринта, происходит настоящая психическая трансформация. Фавн предлагает Офелии принести младенца в жертву - ему нужно избавить сознание от всего "живого", чувствующего, чувствительного, т.к. "быть живым" слишком рискованно, это чревато повторной травматизацией. Избавившись от души-ребёнка, Фавн навсегда увлечёт Офелию в фантастический мир, полностью отрезав от реальности. В жизни это проявляется в трудностях адаптации, нарушением контакта с внешним миром, с телесными ощущениями и чувствами. От такого человека остаётся только "голова, витающая в облаках".

  Но Офелия на это не соглашается. Она говорит Фавну "Нет", она отказывается жертвовать настоящей душевной жизнью ради иллюзорной. Она говорит "Нет" и в этот момент она умирает. Этот сюжетный драматизм, если взглянуть на него психологически, весьма оптимистичен: с отказом от прежних диссоциирующих защит инфантильное Эго героини прекращает своё существование, уступая место более зрелому и адаптивному "Я". 

  Детское "Я" Офелии не может вместить всю противоречивую полноту жизни, с ужасающей стороной которой ей пришлось встретиться слишком рано. Но это может сделать служанка Мерседес, сильная взрослая женщина - зрелое "Я" внутри психологической реальности.  Когда травмированный человек делает выбор в пользу подлинной, воплощённой  жизни, принимая всю боль и уязвимость своего существования, он становится по-настоящему зрелым. Мерседес видела весь ужас происходящего и она выжила перед ним. Более того - она смогла ему противостоять. Она тайком передавала еду и медикаменты пратизанам, борющимся с нацистким режимом. Это часть "Я", питающая своими действиями созидательные силы внутри психики. На протяжении почти всего фильма Мерседес находится в тени, её работа никому не заметна, и само её положении служанки указывает на её кажущуюся беспомощность, второстепенность. Но, подобно скрытым ресурсам внутри тяжело травмированной психики, она живёт и набирает силу вместе с партизанами в лесу, чтобы в нужный момент выйти на сцену и сразиться со злом. 

  Что и происходит в финале фильма. Жестокость остановлена: капитан убит. Повторяещмуся сценарию травмы положен конец. Теперь младенец в руках Мерседес, то есть, теперь душа в безопасности. Расщепление преодолено. Сильное и зрелое "Я" способно  позаботиться о внутреннем ребёнке, способно быть живым и чувствующим, воплощённым в реальности и при этом - быть способным защитить себя, свою душу от атаки изнутри и извне.

  Офелия же как инфантильная часть личности уходит в тень и обретает в недрах бессознательного связь с архетипическими родителями - Королём и Королевой. Когда настоящие родители слишком разрушительны или слабы, получить необходимый ресурс становится возможно только из архетипического источника, что и происходит в случае лечения психологической травмы. Сильное душевное ранение делает человека весьма восприимчивым к архетипическому слою душевной жизни, к коллективному бессознательному. Но чтобы получить доступ к его целительному началу, приходится войти туда через ад травмы.

  Душу травмированного пациента терзают страшные аффекты и образы, вызванные травматическим опытом. Диссоциация помогает от них защититься в момент травмы, она помогает выжить. Но эта защита в последующем закрепляется и уже не выпускает человека в мир, который потенциально может быть очень опасен. Она перекрывает доступ к разрушительным для сознания ощущениям и чувствам, но также анестезирует и все прочие чувства и телесные ощущения. Человек оказывается отрезан от жизни, как внешней, так и внутренней. Он "как бы" живёт, часто отмечая пустоту и стёртость переживаний. Убежищем становится мир фантазий и навязчивая деятельность, призванная контролировать пугающий внутренний мир.

  Для того, чтобы произошло исцеление, болезненный опыт необходимо впустить в сознание, встретиться со стархом, яростью, болью и пережить их. Чтобы это стало возможным, нужен очен прочный контейнер, каким на время становятся терапевтические отношения: имея возможность положиться на терапевта и разделить с ним переживания, пациент может осмелиться пойти навстречу травме. Одновременно в терапии вызревает и крепнет эго, способное вместить тот опыт, что был невместим для слабого эго ребёнка.

  Происходящее в фильме можно рассматривать и как процесс внутри терапевтического контейнера: встреча с травмой и её переработка. Вспоним, как Офелия не хотела ехать в дом отчима. Глубоко травмированные люди испытывают мощнейшее сопротивление перед болезненной трансформацией, и это часто ставит терапию под угрозу. Но мужество и терпение обоих - пациента и терапевта, способны преодолеть это сопротивление и возродить душу к жизни даже после очень глубоких ран.