У специалистов, которые работают в кабинете, подобные истории могут вызывать тревогу. Не разрушится ли сеттинг? Не ускользнет ли от моего взгляда что-то важное - мимика, движения, детали внешнего вида? Сработает ли перенос, если клиент не будет видеть меня?

Внешний вид может быть быть рассказчиком и информатором, показывающим то, о чем пациент говорить не хотел бы (то ли вообще, то ли еще).  Одежда на пару размеров меньше, в которой тяжело дышать, отсутствие пары пуговиц, замершая поза с прямой спиной и поджатой челюстью, нежелание встречаться с психологом взглядом - все это тоже часть истории. Если ваша одежда давит, пережимает тело так, что это видно невооруженным взглядом, но вы не чувствуете этого дискомфорта и боли в теле от пояса и пережимающей ткани, психолог может использовать свое наблюдение в качестве приглашения к обсуждению: "Пару сессий мы говорим с вами о том, как хочется стать самим собой. Как ощущает себя ваше тело сейчас?". Если в кабинете пациент не может расслабиться, откинуться на спинку дивана и принять непринужденную позу, а его тело застыло, словно на собеседовании или экзамене, это наблюдение тоже способно направить ход терапии: "Мне показалось, что сегодня вам непросто расслабиться в кабинете. Мы говорим о чем-то таком, о чем говорить очень непросто? Это сложная для вас тема?".

Тело - говорит. И говорит оно то, что сказать речь не всегда способна. Но онлайн терапия - это не история об утрате ценных деталей, это история о том, как содержания и смыслы из тела переходят в речь. 

Я поделюсь с вами частью своего опыта онлайн-терапии без камеры, очень схожие отражения которого я не единожды видела в своих пациентах.
Когда я пришла в личную терапию, инициатором сессий без камеры была я. Мой аналитик предоставил мне право выбора и, как человек, которому свойственна стеснительность и интровертный склад характера, я предпочла остаться голосом, но не телом. По началу это было способом справиться с напряжением, возникающим во время первых сессий - мне и так было тревожно, и моих внутренних ресурсов просто не хватило бы на то, чтобы держать и контролировать свое тело в поле внимания другого. Позже, когда первое напряжение прошло, а между нами установилось доверие, я стала чувствовать себя гораздо более расслабленно. Во время сессий я начала ходить по комнате, лежать, стоять и смотреть в окно, сидеть по-турецки и много-много пить. Мое тело получило долгожданную свободу. Вместе с этой свободой я стала говорить о том, что чувствует мое тело: напряжено ли оно, устало ли, как отзываются те или иные слова в нем. Мой опыт начал вербализовываться, превращаться в слова, которые наполняли мою способность к самонаблюдению. Мое тело буквально рождалось у меня самой. До этого отдельное от меня, отрешенное, лишенное моего любопытства и участия, оно попало в поле моего внимания и стало обретать форму. 
Спустя год или чуть больше терапии я заметила, что голос моего психолога во время сессий звучит плоско и нереалистично, как "голос в моей голове", а не голос реального человека. Оказалось, что тело есть у меня, но его будто не было у моего психоаналитика. Я помню, как на одной из сессий ощутила острую необходимость в том, чтобы убедиться, что мой психолог - реален, что она, как и я, недавно обретшая тело, состоит из плоти и крови. Я стала нуждаться в доказательстве жизни и очень горячо желала соприкоснуться с ней. Теперь я обрела не только тело, но и реальный мир вокруг, в котором другие оказались живыми и настоящими, а я стала той, кто из мира депрессивного, опустошенного, мертвого, перешел в "мир живых", в котором появился Другой. Так закончилось мое одиночество. 

Мы встретились с моим аналитиком с видео лишь однажды. У меня больше не было в этом необходимости и, за пределами глубоких смыслов, видеоформат оказался мне неудобен. Я привыкла к тому, чтобы думать и вести себя расслаблено, моя способность к самовосприятию и свободе мысли страдала, если я сидела ровно и недвижимо. Та часть сил, что направлена на зрительное восприятие другого, оказалась нужна мне самой в моих внутренних лабиринтах.

Как психоаналитик, я с одинаковым уважением отношусь к выбору пациента включать камеру или говорить без нее на онлайн-сессиях. Я знаю и вижу причины, по которым мог бы быть сделан и один, и другой выбор. Я точно знаю, что сессия без камеры - это не история про обеднение психотерапевтического процесса, это - нужная человеку возможность начать историю собственного исцеления в тени и без навязчивого взгляда. Возможно, быть голосом и чувством ему сейчас куда важнее, чем быть телом. 

Своей историей мне хотелось проиллюстрировать мысль, которая лежит в основании вопроса "стоит ли обязательно включать камеру во время онлайн-сессий". Там, в глубине, этот вопрос звучит совсем иначе - "а будет ли терапия успешна, если этого не сделать?". И я убеждена, что потенциальный успех терапии, в общем-то, заключен не в камере или ее отсутствии, не в том, встречаетесь вы очно или онлайн, и что процесс терапии не обеднеет и не пострадает, если вы, как психолог, чего-то не увидите, и вы, как клиент, не захотите сразу что-то показывать. 

Каким был ваш опыт онлайн-терапии? Если его не было, вы бы предпочли, чтобы эти встречи проходили с видео или без? Поделитесь своими мыслями в комментариях.